Тихий голос и ощущение "мира"... спасли ее жизнь

Теперь уже можно об этом говорить. Теперь я просто могу это делать…

Я видела, как дышат новорожденные дети -  у меня их трое. Но этот ребенок дышал не так, как остальные. Ее грудь резко вздымалась вверх и так же резко опускалась вниз. Казалось, она дышала рывками. Или ей было сложно это делать? Одна из врачей, прослушав малышку, сказала, что утром нужно проконсультироваться с более квалифицированным врачом по поводу «шумов».

-Вы знали, что они есть? – спросила она.

Конечно, нет… Но что спешить с выводами и начинать надумывать лишнее? Утром пришел тот самый врач. На поставленный вопрос она ответила коротко: да, шум есть, но в пределах нормы. У 90% младенцев есть такой шум, он допустим, и со временем проходит. Но, если есть лишние «пунктики» сомнения  в голове, то можно провести обследование. Но стоит ли?. Ведь все в порядке. Я постаралась отогнать все плохие мысли и прислушаться к своему сердцу, но оно почему-то не успокаивалось. Не было того нужного «мира», который служит для меня гарантом правильности принятого решения.

Дома нас встретила педиатр и снова заговорила о «шуме». Я стала уверять ее, а может быть себя, что он в норме. Она приходила снова и снова, каждую неделю в течение первого месяца и всякий раз говорила одно и тоже -  я слышу «шум»…

Ее слова не давали мне покоя. Я уже не рада была ее видеть, я хотела выгнать ее из дома! Но при чем тут она? Мое сердце понимало, что она говорит то, что я не хочу слышать, но к чему мне нужно прислушаться. Стоит ли размышлять о том, что чувствует сердце матери, когда говорят о ее младенце что-то такое, чего не хочется слышать даже о чужих детях.  Невиданный ранее страх, сковывающий все естество,  поднимался у меня изнутри.

Всякий раз, когда кто-то спрашивал у меня, как мы это обнаружили, как узнали, что нужно делать и когда, я отвечаю: спасибо Богу за способность различать Его голос и водительство внутри нас посредством ощущения и не ощущения мира. Спасибо за людей, которых Он посылал на пути (как того же участкового врача), которые «раздражают» тебя своей правдой и не дают возможности успокоиться.

Закрыв двери после ухода врача, я уже не могла даже спокойно присесть. Что это? Что с моим ребенком? Ждать до полугода или до года, когда «шум» в большинстве случаев проходит естественным образом я не могла. Я бы просто этого не вынесла. Мои мысли были только вокруг этого и об этом, я не могла дышать или вообще думать о чем-то кроме этого. Кому нужны такие сомнения? И почему я не настояла на обследовании три недели назад еще в роддоме?..  

На следующий день, несмотря на то, что это был выходной, мы договорились о встрече с доктором, который проводит подобные обследования, в той самой клинике, где появилась на свет моя малютка. Врач, которая принимала у меня роды со всеми тремя детьми, и которая договаривалась о этой встрече,  уверяла меня, что повода для беспокойства нет, что лучше подождать с обследованием. Я все же настаивала на приеме именно сейчас. И сама не зная почему, она уступила.

Малышка лежала на маленьком  столике, тихо всхлипывая и дыша. Доктор водила по ее маленькому тельцу холодным прибором УЗИ. Я смотрела на дочку и, кроме прерывистого дыхания, которое уже не было так ярко выражено, как при рождении, она совсем не отличалась от наших старших детей. Такой же великолепный, необыкновенной  красоты «пупсик», при виде которого мое сердце замирало от счастья, переполнялось любовью и начинало биться так часть, как только было способно, разливая радость в каждую клеточку моей души и моего тела.

Но доктор не знала, столько радости приносит мне это маленькое чудо, как сильно срослись наши сердца за несколько недель, в которые мы видели друг друга и за все то время, что мы были вместе – кажется, всю жизнь…

Есть доктора от Бога. Я их видела. Но есть и такие, с которыми не хочется больше соприкасаться. Эта женщина, которая дотрагивалась холодным прибором к моему ребенку, при всей ее тактичности и профессионализме, была отнесена мною во вторую категорию.

Она молчала, перемещая графики на мониторе, клацая на непонятные мне кнопки, снова мазала свой прибор гелем, и молчала… В промежутках между молчанием она тяжело вздыхала и «охкала», затем раздраженно просила успокоить ребенка, чтобы малышка не дергалась и она могла закончить обследование. Она вновь молчала, непрестанно шепча себе «ой-ой-ой» и «о, Боже»…

Каждый ее вздох вжимал меня в стену. Я начинала дрожать, слезы ужа сами катились из глаз от одних только ее вздохов. А все те картинки, что я видела на мониторе и усиленный разноцветный «шум» врезался в мое сознание, наверное, навсегда…

Спустя час доктор повернулась ко мне полубоком, и даже не глядя в глаза, быстро проговорила:

-Порадовать мне вас нечем. Нужно срочно, я повторяю, очень срочно, прямо сейчас от меня ехать к кардиохирургу… прямо сейчас… Хотя нет, сейчас же суббота, там никого уже нет . Тогда в понедельник… Ой, это же еще два дня… Надеюсь, все будет хорошо… Я договорюсь о встрече для вас как можно раньше, насколько я знаю, прием расписан на два месяца вперед. Но вам ждать столько нельзя… Ой-ой-ой… У вашего ребенка порок сердца… Без операции никак не обойтись…Это все… Как только будет что-то известно по поводу приема, я вам позвоню…

Прижав к груди свое маленькое чудо, я как в бреду слышала отголоски ее слов о «количестве» времени, которое у нас есть или которого нет… Столько я смогу смотреть в эти любимые глаза, теперь уже самые любимые? Как сильно мне можно прижимать этого ребенка к себе? Можно ли ей двигаться, «дышать», смеяться и плакать? Где «порог» всего этого «можно» и «нельзя»? Эти вопросы стучали в моей голове так сильно, что я не слышала больше ничего. Я боялась отойти от нее и совсем не выпускала из рук, не ощущая ни боли, ни тяжести, ни усталости.

В тот момент я поняла, что означает это чувство, о котором пишут, говорят, чувство, когда ты словно впадаешь в сон, проснувшись от которого надеешься увидеть все в другом цвете. Ущипните меня, покусайте, сделайте хоть что-нибудь, лишь бы это было не правдой или не со мной…

Спустя два дня ребенку сделали повторное обследование. И это делала молодая опытная девушка, как я говорю, доктор от Бога.

-Да, у вас действительно, порок сердца -  стеноз, т.е. сужение легочной артерии.  При этом правый желудочек должен сокращаться с большим усилием, чтобы протолкнуть должный объем крови через более узкое отверстие. В результате, развивается гипотрофия правого желудочка. Кровь поступает в легочную артерию более медленно, чем это должно происходить. Все это решается только операбельно, но, к счастью, посредством баллонной вальвулопластики, то есть без операции на открытом сердце. В целом,  я удивлена, что вы обратились к нам так рано, да, собственно, удивлена вообще, что вы здесь.  У вашего ребенка нет никаких внешних  признаков, которые наблюдаются у детей с подобным диагнозом:

-девочка не синеет, обычно в первые дни жизни у детей с подобным пороком сердца наблюдается цианоз (голубая окраска кожи носогубного треугольника, ногтевых пластинок, синюшность и т.д.)

-все признаки развития для ее возраста в норме

-ребенок хорошо набирает в весе

-грудь, на удивление, берет и сосет самостоятельно

-да и сам шум в сердце не так ярко выражен, как мог бы быть.

                -У нее крепкое сердце и оно отлично самостоятельно справляется с этим пороком. Поэтому, операция показана, однако в вашем случае, ребенок вполне может жить и без нее, хотя будут некоторые рекомендации к ограничению активности и т.д. Но поскольку это девочка, ей  в свое время придется рожать детей, сами понимаете, я бы порекомендовала все-таки провести операцию. Хотя давайте подождем еще месяц – она у вас такая маленькая. Вдруг произойдет чудо, и градиент давления между правым желудочком и легочной артерией снизится?..

Одним и тем же  словом можно «убить» и «воскресить». Это я чутко уяснила после тех двух визитов к докторам.

Еще вчера я не знала, можно ли «дышать»  в ее сторону, теперь же знала самое главное - наш ребенок будет жить!  

Спустя месяц видимого чуда, как такового, к моему большому огорчению, не произошло. Я снова увидела знакомый яркий поток «шума» сквозь серую проекцию сердца во время эхокардиограммы.  Но учитывая то, что градиент давления возрос и за счет увеличенного количества крови в одной части сердца она начала понемногу видоизменяться, «растягиваться», об отмене операции больше речь не стояла. Ее назначили на самое ближайшее время – почти через месяц.

Врачу, который должен был оперировать моего ребенка, после прослушивания всех тонкостей предстоящей операции, я задала только два вопроса: каков его опыт  работы в этой области? И есть ли у него свои дети?

Он был удивлен последним вопросом, но я понимала одно, что только тот, кто держал на руках своего собственного ребенка, может знать его ценность и соответственно относиться к нему в любой ситуации.

Но все тот же внутренний голос и отсутствие мира внутри не дали мне покоя. Всю ночь после последнего обследования я провела за ноутбуком, перерывая горы информации о самом пороке сердца, об операции и клиниках. По многим причинам я не делала этого до того, пока вопрос об операции не стал так остро. Теперь же откладывать было некуда. Выбор пал на Научно-практический медицинскийцентр детской кардиохирургии в Киеве.

Очень странно, но на следующий день вечером, после купания, малышка начала плакать и вдруг резко посинела – впервые. Меня «обдало» холодом. Ждать целый месяц до операции и видеть как она «синеет»  я не хотела.

Поэтому спустя четыре дня после того, как дочка единственный раз посинела мы были в Киеве. И в тот же день, через четыре часа по приезду в клинику, сдав все нужные анализы с необычайной скоростью,  в  ее неполных 10 недель ей сделали операцию. Состояние ребенка, как оказалось, было более чем критическим. Допустимый градиент давления на стенки сосудов  в пределах 30.  При первом обследовании он был 58, при втором в около 70, а перед операцией 120! И это за каких-то пять дней!!! Доктора смотрели на нас и не понимали, каким ветром и каким чудом мы, наперекор всем рекомендациям врачей, отсутствию внешних каких-либо признаков для беспокойства со стороны ребенка, все же оказались здесь и, что самое главное, сейчас…

Всякий раз, когда я думаю об этом или перечитываю запись в дневнике, мне становится «дурно» от того, что я много раз могла бы не прислушиваться к своему сердцу, а подождать…  До полугода, в надежде, что шум в сердце вызван обычным «открытым овальным окном», которое как выяснилось в процессе, есть у многих детей наших знакомых, вместе с шумом, который сопровождает их сердце годами. Подождать срока операции, назначенный через месяц, позволяя ребенку «синеть», поскольку это просто признак того диагноза, что есть, и не имея не малейшего представления о том, как сильно возрос градиент давления. Сделать операцию там, где было нужно, согласно внутреннему распределению между городскими и областными клиниками и т.д.

Мое сердце наполняется бесконечной благодарностью Богу за то, что Он не дал мне внутреннего «покоя», не дал возможности подумать «разумно» и подождать написанного в карточке ребенка, рекомендованных сроков и т.д. Не позволил никого слушать (да я никого и не слышала в тот момент, просто знала, что нужно делать так и так), а только действовать наперекор «здравому» смыслу, прислушиваясь к тихому нежному голосу внутри меня, опираясь на мир и его отсутствие в сердце, и спасая, таким образом, жизнь своего драгоценного ребенка.

Разве что-то  в целом мире может сравниться для меня с тем, что я увидела(!), как она села, а затем начала ползать, а потом пошла? Что я слышу ее смех, вижу ее великолепные глаза… У меня не хватает слов благодарности, направленных в небо, когда я переживаю все эти моменты и просто благодарю Бога за то, что они были  -  в ее жизни, а значит, в нашей жизни.   

Господи, спасибо! Спасибо, спасибо, спасибо…